— Расслабься! — произнес Лешка. — Твой Господь не допустит ничего плохого. Я еще не передал своей бывшей деньги на декабрь.
Кудинов был разведен — в новой, российской Конторе это уже допускалось — и отдавал половину зарплаты на ребенка, десятилетнего сорванца Максима, которого он обожал.
— И что? — возразил я. — Твоя Таня просто получит не половину, а всю твою зарплату! Меня беспокоит, что по плану эти ребята должны были сейчас плыть рядом с нами.
— Они передумали! Или соврали.
— И в чем еще они передумают или соврут?
Лешка дернул головой назад, себе за спину.
— А то чучело там сидит?
— Сидит.
— Вот видишь!
Действительно, если нас собирались пристрелить на обратном пути, ждать лодку было бы бессмысленно. Даже если выстрелов с дороги слышно не будет, за ней придется лезть в воду, а сикх-лодочник вряд ли собирался мочить свои одежды. Он по-прежнему, не шевелясь, сидел на корточках — я после такого продолжительного физического упражнения не встал бы и не разогнулся!
Как если бы сикх прочел мои мысли, он поднялся и аккуратным жестом расправил складки на своем балахоне. Потом он поднес руки к голове, чтобы поправить тюрбан.
И дальше все пронеслось в моей голове в течение доли секунды. Перед моими глазами возник тот гуру, точно таким же жестом поправляющий несуществующий тюрбан и произносящий свои нелепые слова. Как он сказал? «Когда кто-то сделает вот так, немедленно прыгайте в воду!» Я тогда внутренне усмехнулся. Какую воду? А вот она вода — вокруг!
— Лешка! — заорал я, вскакивая. — Прыгай в воду!
Кудинов от неожиданности даже выпустил весла.
— Что?
— Прыгай в воду и ныряй, как можно глубже!
Объяснять подробнее, как мне показалось, было неуместно. Если все мое поведение можно было назвать уместным! Я замахнулся, как если бы хотел сбросить Кудинова в воду, но он поверил мне на слово.
Он нырнул первым, сильно покачнув лодку, так что мне прыгать, считай, не пришлось. Сквозь мутную воду я увидел, как в гирлянде воздушных пузырьков шло вниз Лешкино тело в светлой рубашке, и сделал энергичный гребок руками и ногами, чтобы оторваться от поверхности. Кудинов, как гигантская лягушка, опережал меня на пути в глубину. Глаза его были открыты и смотрели на меня, как мне показалось, недоуменно. «Вот будет здорово, если гуру надо мной подшутил!» — успел подумать я.
В воде звук распространяется по каким-то своим законам. В тот момент мне показалось, что мне по ушам ударили медными тарелками и что у меня лопаются барабанные перепонки. Я испугался, что сейчас потеряю сознание. Тягучий, медленный, липкий, как напалм, грохот взрыва толкал меня ко дну. Но дно — вот оно, совсем близко! Я даже коснулся руками толстого слоя ила.
Лешка уже развернулся головой вверх, и теперь передо мной было его лицо. Он показывал большим пальцем вверх: «Выныриваем?» Мы энергично погребли к поверхности. Озеро было неглубоким — от силы метра три.
Я, когда ныряю, не люблю — хотя это необходимо — постепенно выпускать воздух из легких. Поэтому на поверхность я выскакиваю, как пробка — по пояс. Лешкина голова показалась медленно. Он глотнул воздуха и небрежным движением убрал со лба и глаз волосы — как если бы нырял за ракушкой на пляже.
— Ты увидел, как он целится из базуки? — спросил он.
Я развернулся в воде в сторону берега. Сикх бежал по эспланаде к Амберу, придерживая рукой тюрбан. Он совершенно очевидно не знал, что мы с его лодкой должны были пойти ко дну, иначе не сидел бы там спокойно, поджидая нас. Однако стать соучастником преступления он не стремился — бог, какой там у них главный, с ней, с лодкой! Теперь она материализуется уже в следующей жизни.
Лешка по-прежнему вопросительно смотрел на меня.
— Это долгая история, — сказал я. — Попозже расскажу, когда ты будешь в состоянии в это поверить. Где-то между пятым и шестым стаканом.
Мы с Лешкой были живы, но… Мы поныряли для очистки совести. Однако слой ила на дне был таким толстым, а наши вещи могло разбросать так далеко, что смысла в этом большого не было. Деньги, кредитки, паспорта, а также менее нужная для выживания, но все же полезная техника в виде мобильных телефонов, компьютера и фотоаппарата покоились на дне озера. Из всего моего багажа, как и позавчера, при мне оставался лишь бронзовый брелок для ключей в виде пляшущего Шивы, который я пристегнул за ту же петлю джинсов и спрятал в тот же карманчик для зажигалки. Ну, к счастью, уцелели и мы сами, правда, в совершенно мокрой одежде. Я обнаружил также — Кудинов-то был в туфлях на шнурках, — что на дно поспешила и одна из моих босоножек. Теперь я сам превратился в босоножку.
— К счастью, у нас в этом городе есть друг, который не оставит нас в беде, — подсказал выход мой невозмутимый товарищ.
И не только это!
— А ключ от камеры хранения у тебя? — вспомнил я. Там же лежали наши сумки!
Кудинов похлопал себя по карману джинсов: вот он, спаситель, на месте!
Мы сняли и отжали одежду — ну, не доходя до крайностей! Теперь, как добраться до центра? Расплатиться-то нам нечем!
Кудинов не забивал себе голову долгосрочным предвидением. Он думал о том, что нужно и можно было предпринять немедленно. Он свистнул проезжающему «тук-туку», и через пятнадцать минут мы уже приближались по центральной улице к лавке коварного Бабы. Мы, разумеется, проверялись, но по большому счету нам было все равно, следили за нами или нет. Если бы следили, наверное, всего этого бы не произошло.
— Если мы задушим его, прежде чем он что-то успеет сказать, наших проблем это не решит, — на всякий случай предупредил меня Лешка.