РАМ-РАМ - Страница 55

— Ну, хорошо, — сказала она, пожимая плечами, и ее умные серо-зеленые глазки за стеклами очков прошлись по нам троим. — Раз вы все такие скучные!

Деби подхватила меня под руку и потащила наружу. Саша не протестовал: со мной он был готов поделиться всем. Зато Маша как-то дернулась; впрочем, со стороны жены это смотрелось натурально.

— И куда вы собираетесь дальше? — спросила меня Деби.

Что для людей нормальных, а не с кривым дымоходом, как у меня, звучало совершенно естественно. Но у меня разом замигали на табло все сигнальные лампочки.

— Не знаю. Мы же на отдыхе! — уклончиво ответил я. — Наша жизнь в Израиле такая размеренная, поэтому во время отпуска мы жестко ничего не планируем.

— Вы на поезде сюда приехали?

— Нет, мы наняли машину с водителем. Местным. Я за рулем проехал по Дели с километр — с меня хватило!

Когда вам часто приходится врать, не упускайте случая сказать правду.

— Не хотите дальше путешествовать вместе? — посмеявшись, вдруг предложила Деби и прижалась ко мне плечом. — И дешевле будет — расходы пополам!

Так, приземлились! Я посмотрел Деби в глаза — в них плясали бесенята, по одному на каждый глаз. Мне показалось или она все-таки начала со мной заигрывать?

— Что скажешь? Саша, если тебя этот момент смущает, возражать не станет.

— Саша, может, и нет, но я знаю человека, кому эта идея точно не понравится.

Деби засмеялась.

— Ну, смотри! Как знаешь.

А дальше она проделала такой балет. Сначала, не отпуская меня, она ухватила под руку и Сашу. А потом отпустила мою руку и осталась с ним. Красиво получилось.

Знаете, что произошло дальше? Оставшаяся в одиночестве Маша догнала меня и взяла под руку, заняв место Деби. Так она впервые — после того, как мы пожали друг другу руки при знакомстве в Тель-Авиве, — до меня дотронулась. Точно, впервые!

— Что вдруг? — не удержался я.

— Ну, мы же с тобой муж и жена.

— Супруги иногда ссорятся.

Это было с моей стороны некое философское замечание, объясняющее для окружающих, почему мы не ходим за ручку и не целуемся на каждом шагу. Но Маша имела в виду другое.

— Уже нет.

Мы с ней присели на каменный край фонтана. Ребята пошли на берег реки фотографироваться.

— Ты только тоже не подначивай меня, хорошо? — попросила Маша.

— Хорошо.

Вчера в машине Маша все время молчала. Мы ехали среди разделенной на клочки огромной равнины, над которой уже в километре от дороги нависала дымка от прогретой солнцем влажной земли. Высокие побеги чечевицы, ярко-зеленые рисовые чеки, редкие манговые деревья и здесь и там обелиски кустарных кирпичных заводов.

— Чем возделывать землю, — пояснял Барат Сыркар, — проще лепить из нее кирпичи, тут же обжигать их в печах и продавать. С землей ведь столько хлопот! Вспахать, разрыхлить, купить семян, посеять их, потом полоть сорняки, потом убирать, потом еще надо суметь продать себе не в убыток.

— Зато земли не убывает! — возражал я. — Она родит и родит, раза по три в год, наверное. А так ты снял слой глины на кирпичи — и все!

Я обернулся к Маше, ища у нее поддержки — она спала.

Потом дорогу перебежал мангуст. Я опять обернулся — Маша проснулась, но думала о чем-то своем.

Потом впереди на нашей полосе — прямо на проезжей части — оказался спящий в тени баньяна крестьянин с посохом. Объехать его мы не могли — навстречу летел грузовик, обвешанный со всех сторон огромными тюками. Барат Сыркару пришлось резко затормозить и съехать на обочину. Я снова обернулся назад — Маша посмотрела на спящего, но никак не отреагировала. Похоже, в ней шла какая-то внутренняя работа.

Ночь опустилась, когда мы въезжали в Агру. Гостиницу «Чанакайя», визитка которой была у Ромки, Барат Сыркар не знал, и мы немного поплутали по городу. Ужинали мы с Машей в отеле. За весь вечер она едва ли произнесла с десяток слов. Правда, ее молчание не имело ничего общего с той презрительной холодностью, к которой я успел привыкнуть за последние четыре дня. Холодность — еще ладно! Больше всего напрягает постоянное раздражение, которое вот-вот сорвется в сарказм. А тут… Что-то с ней происходило эти несколько часов в машине.

Перед сном она долго плескалась в душе — в этой гостинице у нас даже была настоящая ванная. Потом вышла, завернувшись в большое, практически белое, полотенце и шмыгнула под простыню. В нашем номере снова были две кровати, разделенные проходом.

Когда я зашел в ванную, на трубе с горячей водой висели постиранные Машей кружевные трусики и бюстгальтер. Это был знак дружеского доверия. До вчерашнего дня единственными следами ее пребывания в местах общего пользования были зубная щетка, паста, мыло и флакон с шампунем.

— Кстати, — сказал я. Напоминаю, мы с Машей сидели на мраморном парапете фонтана перед Тадж-Махалом. — Знаешь, что мне предложила Деби? Поехать дальше путешествовать вместе.

— Да? Хм. И что ты ответил?

— Ничего определенного. Я хотел сначала обсудить это с тобой. Ну, с женой!

— А как тебе самому кажется?

— Я пока не понял, что для дела окажется продуктивнее. Держать Деби в поле зрения или держаться от нее подальше.

— Ты допускаешь, что это могли сделать израильтяне? Ну, с твоим другом?

Я не делился с Машей своими соображениями — она сама делала такое предположение.

— Почему бы и нет?

— Да, в общем…

— А тебе не попадался на глаза тот дядька? — вспомнил я. — Ну, который вышел на солнечный свет, лет двадцать просидев в подвале?

Про Горохового Стручка, возможного куратора Деби, я ей рассказывал.